Товарищи офицеры. Смерть Гудериану! - Страница 29

– Так, может, тогда бумаги фрица, что в легковушке ехал, глянете? Интересно ж, что там за документы такие? – Я пододвинул Гурскому трофейный портфель.

– Пожалуй. – Поручик вытащил папки и тетрадь, раскрыл полковничье удостоверение. Вчитался и, хмыкнув, сообщил: – Ничего себе. Виталя, ты хоть знаешь, кого на тот свет отправил?

– Откуда? – искренне пожал я плечами. – В документы я не заглядывал, все равно по-немецки читать не умею.

– А застрелил ты аж целого замначштаба танкового полка 7-й танковой дивизии, полковника Ганса Ланге! Понятия не имею, отчего он без адъютанта путешествовал, но факт остается фактом. Сейчас просмотрю бумаги, может, еще чего интересного узнаем. Кстати, смешно, по-немецки «ланге» означает «длинный» или «высокий».

Припомнив тучного коренастого оберста, я понимающе фыркнул. Да уж, фамилия в самую точку! Пока поручик перебирал бумажки из папок и листал блокнот, я припомнил, что мне вообще известно про эту самую «7. Panzer-Division». Вроде бы входила в состав 39-го мотокорпуса одной из танковых групп Гота, а командовал ею генерал-майор фон Функ. Участвовала в витебском сражении. Все, собственно.

– А ведь нам повезло, – снова подал голос Гурский, показывая мне раскрытую тетрадь, исписанную убористым почерком. – Полковник Ланге вел личный дневник (услышав последнее, я с трудом сдержал улыбку: угадал, стало быть), последняя запись датирована вчерашним вечером. Так вот, он пишет… сейчас найду и переведу, ага, вот это место: «…сегодня заночевали в очередной жуткой дыре с очередным жутким для нормального человеческого уха названием «Krasnichino». Крохотная деревня, даже не представляю, как здесь вообще можно жить. Но пришлось остановиться, поскольку уже темнело, а передвигаться ночью опасно, в лесах полно попавших в окружение большевиков, готовых обстрелять любую машину просто от собственного бессилия и звериной ненависти ко всему истинно европейскому. Или от безысходности и голода, надеясь украсть из расстрелянной машины хоть кусок хлеба или банку консервов. Радует только то, что в деревне стоит наша доблестная мотопехота, так что за безопасность можно не беспокоиться. Спасибо лейтенанту К., мне выделили дом поприличней – русские варвары даже дома называют не по-людски, не домами, а какими-то «chatami». Завтра с рассветом поеду дальше, максимум к десяти нужно вернуться в полк, так что выехать придется часов в пять.

Жаль, но адъютанта, моего верного Вилли, придется оставить с пехотинцами, он долго крепился, делал вид, что все нормально, и не хотел меня расстраивать, но все-таки разболелся, сильный жар. Его осмотрел ротный санитар, дал какой-то порошок (полагаю, ничего иного у него попросту не было) и сообщил, что завтра больного необходимо отправить в госпиталь. Я распорядился, разумеется. Наверняка виновато то купание в местной реке – здесь даже природа против нас. Ну, да ничего, вышвырнем варваров за Урал, и все изменится…».

Поручик замолчал, глядя на нас довольным взглядом:

– Вот и привязка, как я понимаю, он пишет о деревне Красницыно или Краснишино. Найдем на карте и поймем, где находимся. Колонну мы атаковали около шести утра, значит, ехали они не больше часа.

– Отлично! – подал голос танкист. – А про фронт он ничего не пишет? Где сейчас наши?

– Нет, об этом практически ничего нет, я просмотрел записи за несколько последних дней. Видимо, из соображений секретности. Только короткое упоминание о том, что вчера, девятого июля, пал Витебск. Так что, полагаю, мы где-то восточнее города.

– Вот твари! – Обозвав немцев своим излюбленным, как я заметил, словом, Якунов насупился и закурил очередную папиросину.

– Товарищ лейтенант, а дальше там ничего интересного нет? – сам не знаю отчего, спросил я. Вот честное слово, словно кольнуло: нужно спросить – и все тут.

– Есть, – неожиданно ухмыльнулся тот. – Весьма даже интересное. Вот только верится с трудом.

– Что?

– Да просто дальше он пишет, что скоро их части замкнут кольцо окружения в районе Лиозно, и… Впрочем, давайте я лучше прочту, а то не поверите. Вот оно: «…но самое главное, что уже совсем скоро сын усатого кремлевского варвара будет в наших руках! Знаю, что писать о подобном не стоит, но просто не могу сдержаться! Совсем скоро артполк, где служит отпрыск любителя курительных трубок, окажется в окружении, если уже не оказался. А уж там наша разведка сделает все возможное, чтобы тот не успел пустить себе пулю в лоб или отравиться. Впрочем, подозреваю, парни из разведки вовсе не станут ждать замыкания очередного котла и захватят этого молодого грузина еще до того. Хочется поглядеть на реакцию главного большевика, когда придворные лизоблюды из Генштаба, столь бездарно проигрывающие войну, доложат, что его сын в нашем плену…».

Вот это поворот! Честное слово, услышав поручика, я реально офигел, прошу прощения за мой французский. А я-то голову ломал, как объяснить свое стремление оказаться в районе окружения артбатареи под командованием Якова – а тут такое! Ну, блин… Нет, толстый коротышка Ланге, таки, сделал в своей жизни хоть что-то хорошее. Мне помог. Ну, то есть нам.

– К…как сын т…товарища Сталина?! – на танкиста было жалко смотреть. Он даже папиросу выронил, причем себе на комбинезон. Бросив на Гурского выразительный взгляд – мол, не сболтни лишнего, да и вообще, не выгляди таким равнодушным, – я отбросил окурок и ответил, добавив в голос неуверенности:

– Ну, так это… сын товарища Сталина, старший лейтенант Яков Иосифович в артиллерии же служит. С немцами героически сражается где-то в составе нашего мехкорпуса.