Товарищи офицеры. Смерть Гудериану! - Страница 66

Кроме погибших в сократившемся наполовину отряде появилось и трое раненых. Если у меня и еще одного бойца ранения были легкими, то шансов у третьего, увы, не было: одна пуля попала в живот, вторая в бедро, перебив кость. Тащить его с собой мы не могли, да и не выдержал бы он транспортировки, и я тайно надеялся, что он, как ни жестоко это звучит, умрет раньше, чем мы будем готовы идти дальше.

– Вот и снова из-за меня гибнут люди, – неожиданно глухо проговорил сидящий рядом со мной Яков. Парень волновался, из-за чего кавказский акцент, до того практически отсутствовавший, стал более заметным. – Я хотел умереть как мужчина, в бою, но это за меня снова сделали другие. Сначала бойцы моей батареи, затем – ваши. Да ведь и вы с лейтенантом тоже потеряли всех своих людей ради моего спасения…

– Товарищ старший лейтенант… – Мгновение поколебавшись, я все-таки продолжил говорить, убедившись, впрочем, что нас никто не слышит. – Яша, хочу, чтобы ты понял кое-что…

Услышав неожиданное обращение, артиллерист дернулся было, но тут же вновь понуро опустил плечи. То ли признал, что я имею право так его называть, то ли окончательно в депрессию с прочим самоуничижением ударился. Вот, блин, ну и как его растормошить? Нет, можно, конечно, продемонстрировать мои «будущанские» часики, рассказав, что никакого специального отряда ОСНАЗа не было, так что и казнить себя не за что, а мы с поручиком – простые путешественники во времени, причем еще и из разных эпох. Это его уж точно отвлечет, гарантированно, можно сказать… вот только как бы Яков Иосифович при этом вовсе с катушек не съехал. Парню и так тяжело, а тут еще и какие-то «хронопроходимцы». Нет, точно не стоит.

– Так вот, пойми главное: все, что произошло, во многом просто немыслимое совпадение, череда случайностей, приведшая к такому, – я покрутил в воздухе кистью правой руки, – неожиданному результату. Да, атака на твою батарею была заранее спланирована и блестяще проведена немцами, но в чем тут твоя вина? Вот ответь, в чем? В том, что ты, как настоящий советский человек и красный командир, решил не отсиживаться в тылу, не прятаться, прости за резкие слова, за спиной товарища Сталина, а воевать? Нет в этом твоей вины и быть не может! Согласен?

Джугашвили, по-прежнему глядя в землю перед собой, лишь коротко дернул плечами. Вот же упрямец! Ну ладно, слушай дальше:

– Отлично, будем считать, согласен. Теперь насчет нападения на колонну Гудериана – даю тебе слово, мы даже понятия не имели, кто именно в ней едет. Вчерашней ночью мы с лейтенантом хотели просто добраться до расположения батареи, чтобы убедиться, что ты не попал в плен. Или освободить, если это уже произошло. Когда выяснилось, что мы опоздали, на обратном пути напоролись на немцев, при допросе которых и узнали, что перед рассветом по дороге проедет некий большой начальник. Дальше, полагаю, понятно? Хоть мы и провалили основное задание, никак не могли упустить шанс нанести противнику урон, тем более что и бойцы, и оружие с боеприпасами имелись. Вот и решили устроить засаду. Так что, как видишь, и здесь твоей вины нет. Или снова не согласен?

– Но сейчас-то снова погибли бойцы… – Покрасневшие от усталости глаза старлея глядели на меня в упор. Взгляд был тяжелым, подавленным, но где-то в глубине уже мелькала искорка робкой надежды. – И лейтенант Якунов. Да и тебя вон тоже ранили.

Ага, отлично, Яша принял-таки навязанный стиль общения, тоже обратившись ко мне на «ты». Уже прогресс.

– Ну, тут-то уж совсем просто! – широко улыбнувшись, ободряюще сжал его плечо. – Мы все – и бойцы, и лейтенант с сержантом, и ты, и даже вон Валюша, – я шутливо кивнул в сторону санинструкторши, – просто спасаем свои жизни, как ни банально это звучит. И возвращаемся к своим, чтобы затем снова бить врага везде, где он только появится. Вот и вся моя философия. И как бы вы, товарищ старший лейтенант, ни спорили, нет в этой самой философии места для вашей вины. Поди, когда тому эсэсману пулеметным прикладом полбашки снесли, никакими комплексами вины не маялись?

Джугашвили робко улыбнулся – едва ли не впервые с момента нашего знакомства.

– Так что хватит переживать, нам еще фрица до Берлина гнать, да Гитлера на фонаре вешать. Вот там за всех наших павших и сочтемся. И вот еще что…

Отстегнув тугую пуговицу, я снял с пояса почти пустую флягу погибшего танкиста:

– Давай помянем погибших да станем собираться. Этих мы перебили, да не ровен час еще кто к нам прилепится. До утра мы, кровь из носу, должны до наших дотопать…

Подошедший поручик, узнав, за что пьем, понимающе кивнул и тоже сделал глоток. С минуту помолчали, вспоминая павшего товарища – шебутной, но искренний и немного наивный Серега, так уж вышло, оказался первым, кто повстречался нам в этом времени, и мы уже успели к нему привязаться. И от этого на душе становилось еще тяжелее.

Вернув мне фляжку, Гурский сообщил:

– Собираемся, мужики, нужно уходить. Один из немцев был еще жив, когда мы его нашли, так что удалось задать пару вопросов, прежде чем помер. Их группа, к счастью, была единственной, но кроме них следом за нами бросили еще фельджандармов и пехоту. Правда, если он не соврал, в этом квадрате их нет, но засиживаться на одном месте все равно опасно. Кстати, собака у них действительно была, тут ты угадал. Подорвалась на наших минах вместе с проводником и еще двумя эсэсовцами. Виталий, как твоя рана? – Вопрос, разумеется, был с подтекстом, понятным только нам двоим, но не отвечать же прямо, что, мол, пустяки, через часок окончательно зарастет?

– Нормально, командир. – Я незаметно подмигнул Гурскому. – Вообще не болит. Да и какая там рана, так, тьфу, глубокая царапина. Валюша меня перевязала, так что до свадьбы заживет.